La vatnique
Глава 6. Берегись поезда!
Занимался унылый, промозглый рассвет. На аэродроме вольные стрелки, исполняющие обязанности техников, заканчивали последние приготовления. В штабной землянке, при тусклом свете керосиновой лампы майор Деревянко делал вид что просматривает маршрут, то так, то эдак прикладывая к карте деревянную линейку. Иногда он отрывался от этого занятия и напрягал слух, пытаясь разобрать, что говорит Колесников. Командующий третьей воздушной армией давал мне последние указания по телефону.
читать дальше- Помни, вы работаете сразу после «Катюш». Танки будут переправляться уже засветло, так что если вы опоздаете, их могут накрыть, а если появитесь над целью раньше времени, то «Катюши» могут накрыть вас. Сохраняй на всякий случай высоту, для вас там наши мины поопаснее вражеских зениток будут.
- А что разведка?
- Ничего. Последние два дня фрицы энергично окапываются, но усиления группировки не заметно. Видать, ждут удара еще где-то. Внезапной атаки не получится, но оно и к лучшему. Спокойнее так, согласен?
Я был согласен полностью. Зловещее бездействие по ту сторону фронта пугало многих. Нас не покидало ощущение, что армия готовится к броску в западню. Пару дней назад всё изменилось – противник перебросил на наш участок дивизию пехоты, танки, артиллерию, и начал лихорадочно укреплять берег в наиболее пригодных для переправы местах. Изучив соотношение сил, в Ставке решили, что элемент внезапности не потерян, наши планы разгаданы не полностью и оказать сопротивление немцы смогут, а вот остановить нас – нет. Поэтому операцию не отменили – лишь изменили места переправ, да перенесли дату наступления на три дня. Последние ночи прошли в дикой суматохе, но большую часть приготовлений к новому сроку удалось закончить.
- Всё верно. Что за радость бомбить пустое место? Да и народ по большому делу соскучился. В общем, задача ясна, товарищ командующий, - перешёл я на официальный тон – разрешите готовиться к вылету?
- Разрешаю. Удачи тебе там, и постарайся никого не угробить.
- Ну что? – спросил Деревянко, едва я положил трубку на рычаг.
- Действуем согласно плану. Вылет в четыре двадцать, в пять двадцать начинай готовить горючее и боезапас для второй волны. И ни минутой раньше – не ровен час налетят, а у нас всё поле взрывчаткой завалено.
- Да понял я. – Майор поёжился, вспоминая, видимо, первый день войны. Прибавил огня, всмотрелся в циферблат наручных часов – Четыре ровно. Иди, а то на планёрку опоздаешь. Рыков без тебя не начнёт.
У ремонтного ангара полковой комиссар, Павел Сергеевич Рыков, уже построил весь лётный состав и теперь ждал меня, нетерпеливо поглядывая на часы. Я занял место перед строем, кивнул – начинай.
Прокашлявшись, Рыков торжественно заговорил:
- Товарищи! Вы знаете, зачем мы здесь. Вы знаете, за что мы сражаемся. Вы знаете, что там – он кивнул на запад – нет никакого Гитлера, и нет никаких фашистских захватчиков. Эту сволочь наши деды и прадеды благополучно истребили семьдесят лет назад. А нам достались их потомки, возжелавшие переписать историю! Россия, победившая фашизм, Россия, великой кровью заплатившая за свободу всего человечества не нужна зажравшемуся НАТОвскому хищнику! Запад подрывает нашу экономику! Запад подкупает нашу власть! Запад окружает нас военными базами и вытесняет с мировой арены на задворки цивилизации! Нас боятся, ненавидят и презирают! Они думают, мы выродились, ослабли, и покорно дадим себя уничтожить, но разве это так? Сегодня наше место на острие главного удара, нацеленного прямо сердце! Сорвём с них спесь, раздавим, уничтожим, обратим в бегство! Обрушимся с небес карающим молотом! С нами мощь возрождённой России!
- Служим Новой России! – сурово, дружно и чётко ответили комиссару три десятка голосов.
- Там – Рыков величественным жестом указал на запад – с минуту на минуту вступят в смертельный бой наши братья танкисты…
- «И сёстры» - подумал я. Продолжение комиссарской речи я пропустил, представляя себе многотонный танк, пересекающий реку на самодельном плоту. Одного снаряда достаточно, чтобы превратить боевую машину в подводную могилу для своего экипажа. А река широкая. Вот уж кому не позавидуешь.
- Всё, товарищ майор – прервал мои раздумья Павел Сергеевич – пора. Я взглянул на часы – четыре восемнадцать
- По машинам!
Шеренга рассыпалась. Лётчики занимали места в кабинах, запускали и пробовали моторы на холостых оборотах. Рёв двигателей разорвал утреннюю тишину, разносясь на многие километры кругом.
- Ну, с богом! – прочувственно произнёс комиссар, пожимая мне руку. Голос его дрожал.
- Не переживай, через недельку-другую освоишь машину, будет летающий комиссар у нас в полку! – обнадёжил я Рыкова. Я искренне сочувствовал этому человеку. Бывший активист какой-то полулегальной левацкой организации, в глаза не видевший самолёта, теперь вынужден был поддерживать боевой дух лётчиков, не имея ни малейшего представления о том, чем они занимаются. За прошедшую неделю под моим руководством освоил матчасть и теорию полёта, выполнял пробеги с подскоками – успех налицо, но о боевых вылетах ему пока оставалось только мечтать.
- Я быстрее научусь! И свой самолёт тоже перекрашу.
- Перекрасишь, перекрасишь.
Два дня назад мы с Деменевым распорядились выкрасить свои самолёты в красный цвет, чтобы легче было собирать ведомых в неразберихе воздушного боя. Софья выполнила условия договора, и на следующий день после того, как аэродром Юнкерсов прекратил своё существование, она прислала нам своего художника. К всеобщему удивлению, художник оказался типичным представителем своей профессии – пышная шевелюра, порывистые, исполненные вдохновения жесты и разноцветные пятна краски на гимнастёрке. К работе он отнёсся с ответственностью и энтузиазмом, и уже к вечеру половина самолётов скалилась акульими пастями, борта были украшены эмблемами разной степени грозности и крутизны. Отбирать у Рыжего оседлавшего бомбу медведя-алкоголика я передумал, ограничившись простой перекраской.
- Что, в красный цвет и всё? – недовольно переспросил художник. – Я же не маляр, давай нарисую что-нибудь!
- Хм… ладно, нарисуй белую молнию на весь фюзеляж, и напиши «Мститель». Не будем оригинальничать.
Результат превзошел все ожидания, и теперь Рыков с восторгом пожирал моего красного мстителя глазами.
- Ни пуха ни пера!
- К чёрту!
Не оглядываясь, я побежал к самолёту. Техник, не дожидаясь меня, уже запустил мотор. Кивнув в знак благодарности, я поспешно пристегнулся, бегло осмотрел приборы, прижал к шее ларингофон.
- Штурмовики, на взлёт!
Мой самолёт первым выруливает на полосу, за ним в небо уходят еще восемнадцать машин. Следом за нами Деменев поднимает одиннадцать истребителей. Курс на запад, расчетное время до цели – двадцать пять минут.
Над целью мы появились под занавес артподготовки. Пехота благополучно переправилась в темноте, захватив небольшие плацдармы для высадки танков. Первые из них были уже на плотах. Наша артиллерия накрывала западный берег на глубину нескольких километров. Зрелище совершенно невообразимое – великое множество огненных стрел срывались с невидимых направляющих и взмывали в небо, интенсивность огня была такой, что вниз больно было смотреть. Сразу за рекой ослепительные росчерки исчезали – пороховой заряд выгорал, дальше мины летели по инерции. Земля под нами напоминала поверхность пруда под майским ливнем – воображение дорисовывает причудливое пересечение расходящихся от каждого разрыва кругов. Красиво, а там внизу кто-то на своей шкуре постигает феномен интерференции ударных волн.
Несмотря на кажущийся кромешным ад, артиллерия противника не молчала – над поверхностью воды то и дело поднимались высокие белые фонтаны, разрывы вспыхивали на восточном берегу.
- Ищите батареи – приказал я по рации.
- Внимание, самолёты спереди слева выше! - По сигналу Олега истребителя устремляются навстречу противнику. Вражеские самолёты еще далеко, понять истребители это или бомбардировщики невозможно.
- Штурмовики, замыкаем круг!
Девятнадцать штурмовиков замыкают строй в огромное кольцо. Вращаясь на километровой высоте, оно медленно смещается к западу. Но где же эти проклятые батареи? Под нами сплошное сверкание, где же взрывы, а где выстрелы? Но не могут же немцы спокойно отстреливаться, находясь под огнём «Катюш»? Бьют крупным калибром, значит надо искать дальше. Так и есть – вот ровные цепочки огней в тылу, мины сюда почти не долетают. Дальнобойная артиллерия, работает само собой не прицельно, по площадям, но этих самых площадях огромное скопление людей и техники.
- Внимание, цель под нами, огонь по моей указке!
Мой штурмовик опускает нос, ощетинивается пламенем из пушечных и пулемётных стволов. Атакованная батарея прекращает стрельбу, видно как люди бегут от орудий, укрываются в щелях. С высоты ста метров бросаю бомбы, выхватываю самолёт из пике и занимаю место на хвосте замыкающего. От меня эстафету принимает Рыжий, за ним Шахаева. Огненная карусель завертелась.
- Родригес, их тут до чёрта, прорываются к вам! – это Деменев. - Держитесь!
- Понял тебя!
От собачьей свалки истребителей, ежесекундно пронизываемой разноцветными трассами очередей, отделяется и направляется к нам с десяток тёмных точек. Остальных Олегу пока удаётся связывать боем.
- Истребители спереди слева выше! Атаку не прекращать, смотреть внимательнее! Прикрывать впереди идущего!
Несколько мгновений спустя точки превращаются в узкие хищные силуэты, с чуть приподнятыми, и словно обрубленными на концах крыльями. Сноп дымных трасс тянется к моему самолёту, исчезая за хвостом, а навстречу ему уже несётся зелёный пунктир пулемётной очереди Рыжова. Оборонительный круг работает как часы. Вслед за ведущим меня успевает обстрелять еще один мессер, так же безрезультатно. Истребители проскакивают над строем и уходят вверх. Новый заход, новая очередь и опять по мне, еще бы. Атаки следуют одна за другой, но заградительный огонь ведомых не позволяет фрицам давать прицельных очередей. Убедившись, что полк сохраняет строй и интервалы и успешно отражает атаки мессершмиттов, я переключил внимание на наземные цели. Первая атакованная нами батарея уже прекратила своё существование, настала очередь второй. Круг из восемнадцати штурмовиков медленно дрейфует вдоль артиллерийских позиций, поливая землю огнём. Внизу сходят с ума зенитки, десятками дымных росчерков тянутся трассы двадцатимиллиметровых автоматов, тяжёлые орудия насыщают воздух вокруг нас чёрными шапками разрывов, с разных сторон плюются короткими очередями мессершмитты. И если от них спасательный круг более-менее надёжно защищал, то зенитный огонь находил в нашем строю новые и новые жертвы. Прямо передо мной закувыркался с отбитым крылом замыкающий, ещё один самолёт вспыхнул и взорвался от прямого попадания.
- Смыкайте строй!
Еще один Ил переходит в крутое пикирование и падает на колонну невесть откуда взявшихся танков – колонна из двух десятков машин движется к линии фронта прямо через артиллерийские позиции. Пропускать их никак нельзя.
- Маша, сможешь круг собрать?
Штурмовик Шахаевой делает энергичные крены из стороны в сторону. Отворачиваю, разрывая карусель и вытягивая полк в линию.
- Внимание! У кого остались бомбы или ракеты, идут за Шахаевой влево и атакуют танки! Остальные за мной вправо, работаем по зениткам! Начали!
Резкий вираж, строй распадается на две части и после минутной неразберихи над полем боя вращаются два круга штурмовиков. Атакованные танки скрываются в дыму, некоторые из них разворачиваются. Шесть штурмовиков вместе со мной обрушиваются на ближайшую зенитную батарею. Попав под обстрел, пушки замолкают, зато остальные в этот момент доводят огонь до предела. От близкого разрыва мой самолёт тряхнуло, ураганный ветер ворвался в кабину, ослепил, вдавил в спинку сиденья. Опускаю на глаза очки, осматриваюсь – лобового стекла нет, как не было, в остальном вроде бы всё в порядке.
- Ах ты сволочь! – ветер уносит ругательства, я не слышу собственного голоса. Заложив вираж под девяносто градусов доворачиваю прямо на сверкающий огонёк, не ожидавший такого манёвра расчёт зенитного орудия разбежаться не успевает…
- Алё, Родригес! Не знаю как вы, а мы пустые! – Это снова Деменев. Живой. Интересно, повезло ли остальным?..
- Мы тоже. Внимание, кончаем работу! Маша, уводи всех на базу, я прикрою. Рыжов, за мной!
Наши патронные ящики давно опустели, делаем несколько заходов вхолостую, имитируя атаки и разгоняя орудийные расчёты. Убедившись, что остальные самолёты удалились на безопасное расстояние, уходим на бреющем. Немцы успевают дать вдогонку несколько бесполезных очередей.
Наш бой длился от силы полчаса, но свою задачу мы выполнили – передовые части шестого корпуса успешно переправились и захватили несколько плацдармов. На изрытой минами и снарядами земле виднелись почерневшие искорёженные машины и танки, беспомощно торчали в стволы подбитых орудий. Катюши отработали великолепно, почти четырёхкратное превосходство в силах сказалось, и теперь то немногое, что уцелело после артналёта, стремительно откатывалось по всему фронту. Мы пронеслись над самыми головами отступающих, было видно как люди кидались на землю, искали укрытия в воронках. Огонь по восточному берегу полностью прекратился, танки на плотах заполнили всё полотно реки. Переправа осуществлялась беспрепятственно, полным ходом. Какое-то время они обойдутся без нашей помощи. С чувством выполненного долга я занимаю место во главе строя и беру курс на аэродром.
- Кто?..
- Безвозвратные – Кривец, Слепцов и Марченко у меня, Краснов у истребителей.
Деревянко стащил с головы пилотку, немного помолчал.
- А остальные?
- Рыжему радиатор пробили, он сел на шоссе километрах в пяти, из кабины сам вылез, значит цел. Надо послать за ним машину. А Соколовскую подбили при отходе, она шла на вынужденную, но через реку не перетянула. Может и выплыла, кто знает. Подожди в поминальник записывать.
- К нам гости!..
Знакомая штабная машина остановилась возле стоянки штурмовиков. Петров собственной персоной.
- Лётный состав, строиться! Товарищ полковник, согласно приказу штаба третьей воздушной армии полк вылетал на штурмовку… - начал я было рапортовать, но Петров жестом остановил меня.
- Знаю, знаю, танкисты благодарят за работу. Потери велики?
- Пятеро не вернулись. Шесть машин серьёзно повреждены, но имеются запасные. Полк готов к новым вылетам. А каковы потери у танкистов и пехоты?
- Людей еще не считали, танки – пять подбито да тринадцать потонуло. Мы ожидали худшего. Захвачен большой плацдарм, противник выбит с укреплённых позиций и штурмовать там сейчас нечего. Можете отдыхать, только для тебя у меня будет персональное задание.
- Какое? – спросил я с нехорошим подозрением.
- Пошли в землянку, там объясню.
В штабной землянке одиноко скучал телефонист. Выгнав его властным жестом, Петров достал из планшета карту и разложил её на столе поверх нашей.
- Смотри внимательно и запоминай, перерисовывать не дам. Вот отсюда – он ткнул пальцем в крупный город на территории противника, расположенный километрах в шестидесяти от линии фронта, - идёт железная дорога. Вот она. У вас не отмечена. Сначала на северо-запад, потом поворот и далее на запад. Тебе нужно перехватить и уничтожить идущий по ней состав. В город он прибывает в четырнадцать тридцать, так что время у тебя есть.
- Далековато…
- До города долетишь, а там по рельсам, не заблудишься. И обратно так же.
- А что за состав?
- Груз особо важный и секретный. Для тебя секретный, по крайней мере. И никому ни слова!
- Никому? А как я в одиночку раздолбаю целый поезд?
- Ничего, справишься. Там всего три вагона.
- Но я должен знать, по чему стреляю, мало ли что там и как оно взрывается!
- Никак оно не взрывается, бей в упор, наверняка. Ракетами, бомбами, что там у вас есть. Хорошо бы еще повредить рельсы. Сразу по выполнении задания сообщи по рации. Еще вопросы? – тон полковника с совершенной очевидностью никаких вопросов не допускал.
- Вопросов нет. Разрешите готовиться?
- Разрешаю. Удачи тебе, и помни – никому ни слова о цели вылета!
После отъезда Петрова я первым делом распорядился закатить свой штурмовик в ремонтный ангар. Это загадочное сооружение, в принципе действия которого мы так и не разобрались, выполняло ремонт любой сложности, причём вмешаться в процесс было совершенно невозможно. То есть, самолёт мог выйти оттуда на свет божий не раньше, чем после детальной диагностики, переборки двигателя и заделывания всех до единой пробоин. До вылета по заданию полковника оставалось часа четыре, и я надеялся что ангар управится – уж очень не хотелось садиться за штурвал чужого самолёта. Увы, штаб района с моими желаниями не считался. В половине одиннадцатого поступил приказ обеспечить воздушное прикрытие отвоёванного танкистами плацдарма, т.к. истребители соседнего полка Романцева не справляются. С тяжёлым вздохом я направился на стоянку, выбирать себе нового железного коня. Догадываясь, с какой целью я перехожу от одного самолёта другому, лётчики наперебой принялись жаловаться:
- Товарищ командир, у меня что-то в моторе стучит!
- А у меня давления масла ниже нормы!
- … трос гашеток вытянулся!
- … воздух из пневмосистемы травит!
- … пушки клинит часто!
Жалобы прекратились только после того, как я наконец-то сделал свой выбор. Самолёт Ивана Майорова приглянулся мне своей раскраской – размалёванный от носа до хвоста языками фиолетово-багрового пламени, он издали бросался в глаза, что как нельзя лучше отвечало моему стремлению быть максимально заметным для ведомых. Иван заворчал было что-то про врущий авиагоризонт, но решение уже было принято.
- Майор полетит на самолёте Майорова, и точка. По машинам!
Через две минуты аэродром уже уплывал под крыло. Настроение лётчиков легко читалось по поведению машин – ни один штурмовик не летел ровно. А Косачёвы вообще покинули строй и, развив максимальную скорость, метались то влево, то вправо, взяв весь полк в ножницы. Оно понятно – операция по прикрытию района подразумевала охоту за беззащитными юнкерсами, и воспринималась лётным составом не иначе как захватывающие и почти безопасное развлечение.
Незадолго до линии фронта я передал командование Деменеву – задача чисто истребительная, ему и карты в руки. Олег поднял свои МиГи повыше, укрыв их в лучах восходящего солнца. Штурмовики же наоборот прижались к земле, слившись с местностью. По наводке Деменева я вывел полк прямо под немецкие пикировщики, которые уже строились в круг для бомбометания, но сомкнуть его так и не успели. Идея одновременной атаки снизу и сверху принадлежала Деменеву. Однако никто из нас не подумал о том, какая чудовищная каша из самолётов получится в результате. Первые секунд пятнадцать я судорожно уворачивался от самолётов и бомб, которые, не целясь, бросали немцы, чтобы избавится от сотен килограмм лишнего груза и обрести свободу манёвра. Целиться было невозможно – нам вообще было не до стрельбы, и только пулемётчики с Юнкерсов кромсали воздух длинными очередями, причиняя больше вреда своим, чем нам. Просто чудо, что никто ни в кого не врезался! Пройдя через рассыпавшийся строй пикировщиков, я собрал полк и сделал второй заход; истребители Деменева тем временем гоняли мессершмитты из прикрытия немцев, те немногие, что не разбежались после первой внезапной атаки.
Из трёх десятков юнкерсов ушли только восемь штук, у нас же потерь не было. Тем не менее, я решил больше таких двойных атак не производить, хотя немцы, наверное, испугались гораздо сильнее нашего.
Отдежурив над захваченным плацдармом положенные сорок минут и передав вахту истребителям Романцева, мы развернулись восвояси. Назад летели в ещё более приподнятом настроении, строй отсутствовал в принципе. Впрочем, моё настроение упало, едва я вылез из кабины – ремонтный ангар был закрыт, а над створками дверей мигала идиотская надпись «ЗАНЯТО». Время поджимало – по моим расчётом, его оставалось только на дозаправку и пятиминутный отдых. Придётся лететь на чужой машине.
- В чем дело, командир? – На лице Рыжего отразилась моя озабоченность.
- Всё нормально. Распорядись дозаправить штурмовик Майорова и эрэсов навесить, а я пока в штабе покемарю.
- Только эрэсы?
Я задумался.
- Да, не надо бомб. Шестнадцать ракет в самый раз будет.
Рыжий кивнул и пошел отдавать соответствующие распоряжения. Я направился к штабной землянке, однако не успел сделать и пяти шагов как меня развернули, ухватив за локоть.
- Ты куда это собрался?
- Лейтенант Шахаева, отставить хватать командира! На разведку я собрался, на разведку, только и всего. Иди отдыхать, и передай Деменеву чтоб через полтора часа с истребителями еще раз в район сходил.
- Я с тобой!
- Никаких «со мной»! – я повысил голос – кругом, шагом марш!
Маша обиженно отдёрнула руку и, демонстративно чеканя шаг, направилась в клуб, откуда уже доносились звон пивных бутылок и шумные разговоры. Я же решил вместо отдыха лишний раз осмотреть машину и вернулся на стоянку.
Вылетал я с противоречивым чувством. С одной стороны смущали нетипичность и таинственность задания, и чужой самолёт, к которому я не успел еще привыкнуть. К тому же, я всерьёз опасался что попросту не найду цель. С другой стороны перспектива свободной охоты, да еще и в таком глубоком тылу была весьма заманчивой. Кроме того, меня одолевало любопытство относительно груза – удастся ли мне хоть что-нибудь разглядеть после того как реактивные снаряды разнесут состав в мелкие щепки?
Без приключений пересёк линию фронта, вернее бывшую линию фронта – после прорыва корпуса Самохиной противник на нашем участке отступил, да так радикально, что наши передовые части могли двигаться совершенно беспрепятственно. Однако танки никуда не двигались. Я хорошо представлял себе, какие страсти кипят сейчас в высоких штабах – там всё же рассчитывали на более ожесточённое сопротивление противника, и теперь наверняка одни генералы с пеной у рта требуют стремительного марш-броска к любому из крупных городов противника, а другие до хрипоты орут, доказывая необходимость закрепиться на отвоёванному участке и готовиться к отражению контрудара. Лично я склонялся на сторону первых из воображаемых генералов, т.к. никакого намёка на скорый контрудар с высоты полутора тысяч метров не наблюдалось. Даже авиация противника больше не показывалась, уступив небо нашим самолётам. Один из них, оливково-зелёный Як-7, отделился от строя и несколько минут сопровождал меня, затем, приветственно качнув крыльями, вернулся к своим. Я ответил ему тем же – от сердца отлегло, тревожные мысли совершенно покинули меня.
Через пятнадцать минут показался город № 1002. Для удобства штаб нашим населённым пунктами присваивал нечётные номера, а вражеским - чётные. Впрочем, наш полк штабных обозначений не признавал и на моей карте город именовался Шнапсбургом. Именно от Шнапсбурга вели те самые рельсы, которые должны были вывести меня к цели. В городе царила суета, причём суета непонятная. По одним дорогам какие-то транспортные колонны уходили в тыл, по другим – наоборот втягивались в городские кварталы. При таком скоплении людей и техники даже одиночный штурмовик мог бы нанести огромный урон, но у меня была совсем другая задача. Немцы однако этого не знали. Штук тридцать разрывов вспыхнули по левому борту – сразу несколько зенитных батарей открыли огонь. Я толкнул ручку и резким виражом ушёл к самой земле. Артиллеристы потеряли меня из виду и стрельба прекратилась. Сообщить бы нашим, что здесь твориться, но как на зло рация уже не действовала за дальностью расстояния – в наушниках стоял сплошной треск. Оставалось одно – как можно скорее расстрелять проклятый поезд и вернуться. Может статься, за это время ситуация не сильно изменится?
Вот и рельсы. Равняясь по ним набираю высоту, чтобы заметить поезд издалека. Хорошо, если машинист проявит немецкую пунктуальность и не задержится – часы показывали четырнадцать ноль-ноль. Справа показался небольшой городок, даже скорее посёлок, я справился по карте – номер 1014, имени нет – Рыжий на такую мелюзгу своего остроумия не тратил. Но где же чёртов поезд? Ему давно пора показаться! Может, стоит подняться повыше?
Мои размышления оборвал дробный сук по днищу и громкий треск. Самолёт затрясся как в лихорадке, из-под приборной доски показались языки пламени, а в следующее мгновение пламя поднялось от пола, метнулось к моему лицу. Закричав от внезапной боли я рефлективно дёрнул ручку на себя. Нос самолёта резко задрался к небу, огонь отступил. Я еще успел заметить проскочивший вверх тёмно-зелёный силуэт, но следить за ним было некогда. Скорее инстинктивно, чем рассудочно, я сдвинул фонарь кабины и отстегнул поясной ремень. Достигнув вершины горки самолёт на мгновение завис, затем снова опустил нос. Инерция сама вытащила меня из кабины, которую тут же полностью охватил кинувшийся кверху огонь. Штурмовик, пожираемый сразу двумя огнями – настоящим и нарисованным, пошёл к земле, а я остался в непривычном одиночестве – жалкий человечек, болтающийся между небом и землёй. Чёрт, кольцо!
Хлопок раскрывшегося парашюта совпал с гулким взрывом, разбросавшим обломки Майоровского самолёта далеко по округе. Я огляделся. Сбивший меня истребитель куда-то исчез, словно его и не было. Ветер неторопливо сносил парашют в направлении посёлка. Я бестолково подёргал стропы, но парашют не самолёт, и я быстро убедился в своей полной неспособности контролировать это медленное и неумолимое движение. Да, кстати – это был мой первый в жизни прыжок, и, вися на стропах, я очень сильно надеялся что необходимости во втором у меня никогда больше не возникнет. Слишком уж сомнительное удовольствие.
Это на самом деле фигня, 7-я в уме готова и там кумар, а в восьмой начинается уже законченный бред сивой кобылы и возвращается немка.
Занимался унылый, промозглый рассвет. На аэродроме вольные стрелки, исполняющие обязанности техников, заканчивали последние приготовления. В штабной землянке, при тусклом свете керосиновой лампы майор Деревянко делал вид что просматривает маршрут, то так, то эдак прикладывая к карте деревянную линейку. Иногда он отрывался от этого занятия и напрягал слух, пытаясь разобрать, что говорит Колесников. Командующий третьей воздушной армией давал мне последние указания по телефону.
читать дальше- Помни, вы работаете сразу после «Катюш». Танки будут переправляться уже засветло, так что если вы опоздаете, их могут накрыть, а если появитесь над целью раньше времени, то «Катюши» могут накрыть вас. Сохраняй на всякий случай высоту, для вас там наши мины поопаснее вражеских зениток будут.
- А что разведка?
- Ничего. Последние два дня фрицы энергично окапываются, но усиления группировки не заметно. Видать, ждут удара еще где-то. Внезапной атаки не получится, но оно и к лучшему. Спокойнее так, согласен?
Я был согласен полностью. Зловещее бездействие по ту сторону фронта пугало многих. Нас не покидало ощущение, что армия готовится к броску в западню. Пару дней назад всё изменилось – противник перебросил на наш участок дивизию пехоты, танки, артиллерию, и начал лихорадочно укреплять берег в наиболее пригодных для переправы местах. Изучив соотношение сил, в Ставке решили, что элемент внезапности не потерян, наши планы разгаданы не полностью и оказать сопротивление немцы смогут, а вот остановить нас – нет. Поэтому операцию не отменили – лишь изменили места переправ, да перенесли дату наступления на три дня. Последние ночи прошли в дикой суматохе, но большую часть приготовлений к новому сроку удалось закончить.
- Всё верно. Что за радость бомбить пустое место? Да и народ по большому делу соскучился. В общем, задача ясна, товарищ командующий, - перешёл я на официальный тон – разрешите готовиться к вылету?
- Разрешаю. Удачи тебе там, и постарайся никого не угробить.
- Ну что? – спросил Деревянко, едва я положил трубку на рычаг.
- Действуем согласно плану. Вылет в четыре двадцать, в пять двадцать начинай готовить горючее и боезапас для второй волны. И ни минутой раньше – не ровен час налетят, а у нас всё поле взрывчаткой завалено.
- Да понял я. – Майор поёжился, вспоминая, видимо, первый день войны. Прибавил огня, всмотрелся в циферблат наручных часов – Четыре ровно. Иди, а то на планёрку опоздаешь. Рыков без тебя не начнёт.
У ремонтного ангара полковой комиссар, Павел Сергеевич Рыков, уже построил весь лётный состав и теперь ждал меня, нетерпеливо поглядывая на часы. Я занял место перед строем, кивнул – начинай.
Прокашлявшись, Рыков торжественно заговорил:
- Товарищи! Вы знаете, зачем мы здесь. Вы знаете, за что мы сражаемся. Вы знаете, что там – он кивнул на запад – нет никакого Гитлера, и нет никаких фашистских захватчиков. Эту сволочь наши деды и прадеды благополучно истребили семьдесят лет назад. А нам достались их потомки, возжелавшие переписать историю! Россия, победившая фашизм, Россия, великой кровью заплатившая за свободу всего человечества не нужна зажравшемуся НАТОвскому хищнику! Запад подрывает нашу экономику! Запад подкупает нашу власть! Запад окружает нас военными базами и вытесняет с мировой арены на задворки цивилизации! Нас боятся, ненавидят и презирают! Они думают, мы выродились, ослабли, и покорно дадим себя уничтожить, но разве это так? Сегодня наше место на острие главного удара, нацеленного прямо сердце! Сорвём с них спесь, раздавим, уничтожим, обратим в бегство! Обрушимся с небес карающим молотом! С нами мощь возрождённой России!
- Служим Новой России! – сурово, дружно и чётко ответили комиссару три десятка голосов.
- Там – Рыков величественным жестом указал на запад – с минуту на минуту вступят в смертельный бой наши братья танкисты…
- «И сёстры» - подумал я. Продолжение комиссарской речи я пропустил, представляя себе многотонный танк, пересекающий реку на самодельном плоту. Одного снаряда достаточно, чтобы превратить боевую машину в подводную могилу для своего экипажа. А река широкая. Вот уж кому не позавидуешь.
- Всё, товарищ майор – прервал мои раздумья Павел Сергеевич – пора. Я взглянул на часы – четыре восемнадцать
- По машинам!
Шеренга рассыпалась. Лётчики занимали места в кабинах, запускали и пробовали моторы на холостых оборотах. Рёв двигателей разорвал утреннюю тишину, разносясь на многие километры кругом.
- Ну, с богом! – прочувственно произнёс комиссар, пожимая мне руку. Голос его дрожал.
- Не переживай, через недельку-другую освоишь машину, будет летающий комиссар у нас в полку! – обнадёжил я Рыкова. Я искренне сочувствовал этому человеку. Бывший активист какой-то полулегальной левацкой организации, в глаза не видевший самолёта, теперь вынужден был поддерживать боевой дух лётчиков, не имея ни малейшего представления о том, чем они занимаются. За прошедшую неделю под моим руководством освоил матчасть и теорию полёта, выполнял пробеги с подскоками – успех налицо, но о боевых вылетах ему пока оставалось только мечтать.
- Я быстрее научусь! И свой самолёт тоже перекрашу.
- Перекрасишь, перекрасишь.
Два дня назад мы с Деменевым распорядились выкрасить свои самолёты в красный цвет, чтобы легче было собирать ведомых в неразберихе воздушного боя. Софья выполнила условия договора, и на следующий день после того, как аэродром Юнкерсов прекратил своё существование, она прислала нам своего художника. К всеобщему удивлению, художник оказался типичным представителем своей профессии – пышная шевелюра, порывистые, исполненные вдохновения жесты и разноцветные пятна краски на гимнастёрке. К работе он отнёсся с ответственностью и энтузиазмом, и уже к вечеру половина самолётов скалилась акульими пастями, борта были украшены эмблемами разной степени грозности и крутизны. Отбирать у Рыжего оседлавшего бомбу медведя-алкоголика я передумал, ограничившись простой перекраской.
- Что, в красный цвет и всё? – недовольно переспросил художник. – Я же не маляр, давай нарисую что-нибудь!
- Хм… ладно, нарисуй белую молнию на весь фюзеляж, и напиши «Мститель». Не будем оригинальничать.
Результат превзошел все ожидания, и теперь Рыков с восторгом пожирал моего красного мстителя глазами.
- Ни пуха ни пера!
- К чёрту!
Не оглядываясь, я побежал к самолёту. Техник, не дожидаясь меня, уже запустил мотор. Кивнув в знак благодарности, я поспешно пристегнулся, бегло осмотрел приборы, прижал к шее ларингофон.
- Штурмовики, на взлёт!
Мой самолёт первым выруливает на полосу, за ним в небо уходят еще восемнадцать машин. Следом за нами Деменев поднимает одиннадцать истребителей. Курс на запад, расчетное время до цели – двадцать пять минут.
Над целью мы появились под занавес артподготовки. Пехота благополучно переправилась в темноте, захватив небольшие плацдармы для высадки танков. Первые из них были уже на плотах. Наша артиллерия накрывала западный берег на глубину нескольких километров. Зрелище совершенно невообразимое – великое множество огненных стрел срывались с невидимых направляющих и взмывали в небо, интенсивность огня была такой, что вниз больно было смотреть. Сразу за рекой ослепительные росчерки исчезали – пороховой заряд выгорал, дальше мины летели по инерции. Земля под нами напоминала поверхность пруда под майским ливнем – воображение дорисовывает причудливое пересечение расходящихся от каждого разрыва кругов. Красиво, а там внизу кто-то на своей шкуре постигает феномен интерференции ударных волн.
Несмотря на кажущийся кромешным ад, артиллерия противника не молчала – над поверхностью воды то и дело поднимались высокие белые фонтаны, разрывы вспыхивали на восточном берегу.
- Ищите батареи – приказал я по рации.
- Внимание, самолёты спереди слева выше! - По сигналу Олега истребителя устремляются навстречу противнику. Вражеские самолёты еще далеко, понять истребители это или бомбардировщики невозможно.
- Штурмовики, замыкаем круг!
Девятнадцать штурмовиков замыкают строй в огромное кольцо. Вращаясь на километровой высоте, оно медленно смещается к западу. Но где же эти проклятые батареи? Под нами сплошное сверкание, где же взрывы, а где выстрелы? Но не могут же немцы спокойно отстреливаться, находясь под огнём «Катюш»? Бьют крупным калибром, значит надо искать дальше. Так и есть – вот ровные цепочки огней в тылу, мины сюда почти не долетают. Дальнобойная артиллерия, работает само собой не прицельно, по площадям, но этих самых площадях огромное скопление людей и техники.
- Внимание, цель под нами, огонь по моей указке!
Мой штурмовик опускает нос, ощетинивается пламенем из пушечных и пулемётных стволов. Атакованная батарея прекращает стрельбу, видно как люди бегут от орудий, укрываются в щелях. С высоты ста метров бросаю бомбы, выхватываю самолёт из пике и занимаю место на хвосте замыкающего. От меня эстафету принимает Рыжий, за ним Шахаева. Огненная карусель завертелась.
- Родригес, их тут до чёрта, прорываются к вам! – это Деменев. - Держитесь!
- Понял тебя!
От собачьей свалки истребителей, ежесекундно пронизываемой разноцветными трассами очередей, отделяется и направляется к нам с десяток тёмных точек. Остальных Олегу пока удаётся связывать боем.
- Истребители спереди слева выше! Атаку не прекращать, смотреть внимательнее! Прикрывать впереди идущего!
Несколько мгновений спустя точки превращаются в узкие хищные силуэты, с чуть приподнятыми, и словно обрубленными на концах крыльями. Сноп дымных трасс тянется к моему самолёту, исчезая за хвостом, а навстречу ему уже несётся зелёный пунктир пулемётной очереди Рыжова. Оборонительный круг работает как часы. Вслед за ведущим меня успевает обстрелять еще один мессер, так же безрезультатно. Истребители проскакивают над строем и уходят вверх. Новый заход, новая очередь и опять по мне, еще бы. Атаки следуют одна за другой, но заградительный огонь ведомых не позволяет фрицам давать прицельных очередей. Убедившись, что полк сохраняет строй и интервалы и успешно отражает атаки мессершмиттов, я переключил внимание на наземные цели. Первая атакованная нами батарея уже прекратила своё существование, настала очередь второй. Круг из восемнадцати штурмовиков медленно дрейфует вдоль артиллерийских позиций, поливая землю огнём. Внизу сходят с ума зенитки, десятками дымных росчерков тянутся трассы двадцатимиллиметровых автоматов, тяжёлые орудия насыщают воздух вокруг нас чёрными шапками разрывов, с разных сторон плюются короткими очередями мессершмитты. И если от них спасательный круг более-менее надёжно защищал, то зенитный огонь находил в нашем строю новые и новые жертвы. Прямо передо мной закувыркался с отбитым крылом замыкающий, ещё один самолёт вспыхнул и взорвался от прямого попадания.
- Смыкайте строй!
Еще один Ил переходит в крутое пикирование и падает на колонну невесть откуда взявшихся танков – колонна из двух десятков машин движется к линии фронта прямо через артиллерийские позиции. Пропускать их никак нельзя.
- Маша, сможешь круг собрать?
Штурмовик Шахаевой делает энергичные крены из стороны в сторону. Отворачиваю, разрывая карусель и вытягивая полк в линию.
- Внимание! У кого остались бомбы или ракеты, идут за Шахаевой влево и атакуют танки! Остальные за мной вправо, работаем по зениткам! Начали!
Резкий вираж, строй распадается на две части и после минутной неразберихи над полем боя вращаются два круга штурмовиков. Атакованные танки скрываются в дыму, некоторые из них разворачиваются. Шесть штурмовиков вместе со мной обрушиваются на ближайшую зенитную батарею. Попав под обстрел, пушки замолкают, зато остальные в этот момент доводят огонь до предела. От близкого разрыва мой самолёт тряхнуло, ураганный ветер ворвался в кабину, ослепил, вдавил в спинку сиденья. Опускаю на глаза очки, осматриваюсь – лобового стекла нет, как не было, в остальном вроде бы всё в порядке.
- Ах ты сволочь! – ветер уносит ругательства, я не слышу собственного голоса. Заложив вираж под девяносто градусов доворачиваю прямо на сверкающий огонёк, не ожидавший такого манёвра расчёт зенитного орудия разбежаться не успевает…
- Алё, Родригес! Не знаю как вы, а мы пустые! – Это снова Деменев. Живой. Интересно, повезло ли остальным?..
- Мы тоже. Внимание, кончаем работу! Маша, уводи всех на базу, я прикрою. Рыжов, за мной!
Наши патронные ящики давно опустели, делаем несколько заходов вхолостую, имитируя атаки и разгоняя орудийные расчёты. Убедившись, что остальные самолёты удалились на безопасное расстояние, уходим на бреющем. Немцы успевают дать вдогонку несколько бесполезных очередей.
Наш бой длился от силы полчаса, но свою задачу мы выполнили – передовые части шестого корпуса успешно переправились и захватили несколько плацдармов. На изрытой минами и снарядами земле виднелись почерневшие искорёженные машины и танки, беспомощно торчали в стволы подбитых орудий. Катюши отработали великолепно, почти четырёхкратное превосходство в силах сказалось, и теперь то немногое, что уцелело после артналёта, стремительно откатывалось по всему фронту. Мы пронеслись над самыми головами отступающих, было видно как люди кидались на землю, искали укрытия в воронках. Огонь по восточному берегу полностью прекратился, танки на плотах заполнили всё полотно реки. Переправа осуществлялась беспрепятственно, полным ходом. Какое-то время они обойдутся без нашей помощи. С чувством выполненного долга я занимаю место во главе строя и беру курс на аэродром.
- Кто?..
- Безвозвратные – Кривец, Слепцов и Марченко у меня, Краснов у истребителей.
Деревянко стащил с головы пилотку, немного помолчал.
- А остальные?
- Рыжему радиатор пробили, он сел на шоссе километрах в пяти, из кабины сам вылез, значит цел. Надо послать за ним машину. А Соколовскую подбили при отходе, она шла на вынужденную, но через реку не перетянула. Может и выплыла, кто знает. Подожди в поминальник записывать.
- К нам гости!..
Знакомая штабная машина остановилась возле стоянки штурмовиков. Петров собственной персоной.
- Лётный состав, строиться! Товарищ полковник, согласно приказу штаба третьей воздушной армии полк вылетал на штурмовку… - начал я было рапортовать, но Петров жестом остановил меня.
- Знаю, знаю, танкисты благодарят за работу. Потери велики?
- Пятеро не вернулись. Шесть машин серьёзно повреждены, но имеются запасные. Полк готов к новым вылетам. А каковы потери у танкистов и пехоты?
- Людей еще не считали, танки – пять подбито да тринадцать потонуло. Мы ожидали худшего. Захвачен большой плацдарм, противник выбит с укреплённых позиций и штурмовать там сейчас нечего. Можете отдыхать, только для тебя у меня будет персональное задание.
- Какое? – спросил я с нехорошим подозрением.
- Пошли в землянку, там объясню.
В штабной землянке одиноко скучал телефонист. Выгнав его властным жестом, Петров достал из планшета карту и разложил её на столе поверх нашей.
- Смотри внимательно и запоминай, перерисовывать не дам. Вот отсюда – он ткнул пальцем в крупный город на территории противника, расположенный километрах в шестидесяти от линии фронта, - идёт железная дорога. Вот она. У вас не отмечена. Сначала на северо-запад, потом поворот и далее на запад. Тебе нужно перехватить и уничтожить идущий по ней состав. В город он прибывает в четырнадцать тридцать, так что время у тебя есть.
- Далековато…
- До города долетишь, а там по рельсам, не заблудишься. И обратно так же.
- А что за состав?
- Груз особо важный и секретный. Для тебя секретный, по крайней мере. И никому ни слова!
- Никому? А как я в одиночку раздолбаю целый поезд?
- Ничего, справишься. Там всего три вагона.
- Но я должен знать, по чему стреляю, мало ли что там и как оно взрывается!
- Никак оно не взрывается, бей в упор, наверняка. Ракетами, бомбами, что там у вас есть. Хорошо бы еще повредить рельсы. Сразу по выполнении задания сообщи по рации. Еще вопросы? – тон полковника с совершенной очевидностью никаких вопросов не допускал.
- Вопросов нет. Разрешите готовиться?
- Разрешаю. Удачи тебе, и помни – никому ни слова о цели вылета!
После отъезда Петрова я первым делом распорядился закатить свой штурмовик в ремонтный ангар. Это загадочное сооружение, в принципе действия которого мы так и не разобрались, выполняло ремонт любой сложности, причём вмешаться в процесс было совершенно невозможно. То есть, самолёт мог выйти оттуда на свет божий не раньше, чем после детальной диагностики, переборки двигателя и заделывания всех до единой пробоин. До вылета по заданию полковника оставалось часа четыре, и я надеялся что ангар управится – уж очень не хотелось садиться за штурвал чужого самолёта. Увы, штаб района с моими желаниями не считался. В половине одиннадцатого поступил приказ обеспечить воздушное прикрытие отвоёванного танкистами плацдарма, т.к. истребители соседнего полка Романцева не справляются. С тяжёлым вздохом я направился на стоянку, выбирать себе нового железного коня. Догадываясь, с какой целью я перехожу от одного самолёта другому, лётчики наперебой принялись жаловаться:
- Товарищ командир, у меня что-то в моторе стучит!
- А у меня давления масла ниже нормы!
- … трос гашеток вытянулся!
- … воздух из пневмосистемы травит!
- … пушки клинит часто!
Жалобы прекратились только после того, как я наконец-то сделал свой выбор. Самолёт Ивана Майорова приглянулся мне своей раскраской – размалёванный от носа до хвоста языками фиолетово-багрового пламени, он издали бросался в глаза, что как нельзя лучше отвечало моему стремлению быть максимально заметным для ведомых. Иван заворчал было что-то про врущий авиагоризонт, но решение уже было принято.
- Майор полетит на самолёте Майорова, и точка. По машинам!
Через две минуты аэродром уже уплывал под крыло. Настроение лётчиков легко читалось по поведению машин – ни один штурмовик не летел ровно. А Косачёвы вообще покинули строй и, развив максимальную скорость, метались то влево, то вправо, взяв весь полк в ножницы. Оно понятно – операция по прикрытию района подразумевала охоту за беззащитными юнкерсами, и воспринималась лётным составом не иначе как захватывающие и почти безопасное развлечение.
Незадолго до линии фронта я передал командование Деменеву – задача чисто истребительная, ему и карты в руки. Олег поднял свои МиГи повыше, укрыв их в лучах восходящего солнца. Штурмовики же наоборот прижались к земле, слившись с местностью. По наводке Деменева я вывел полк прямо под немецкие пикировщики, которые уже строились в круг для бомбометания, но сомкнуть его так и не успели. Идея одновременной атаки снизу и сверху принадлежала Деменеву. Однако никто из нас не подумал о том, какая чудовищная каша из самолётов получится в результате. Первые секунд пятнадцать я судорожно уворачивался от самолётов и бомб, которые, не целясь, бросали немцы, чтобы избавится от сотен килограмм лишнего груза и обрести свободу манёвра. Целиться было невозможно – нам вообще было не до стрельбы, и только пулемётчики с Юнкерсов кромсали воздух длинными очередями, причиняя больше вреда своим, чем нам. Просто чудо, что никто ни в кого не врезался! Пройдя через рассыпавшийся строй пикировщиков, я собрал полк и сделал второй заход; истребители Деменева тем временем гоняли мессершмитты из прикрытия немцев, те немногие, что не разбежались после первой внезапной атаки.
Из трёх десятков юнкерсов ушли только восемь штук, у нас же потерь не было. Тем не менее, я решил больше таких двойных атак не производить, хотя немцы, наверное, испугались гораздо сильнее нашего.
Отдежурив над захваченным плацдармом положенные сорок минут и передав вахту истребителям Романцева, мы развернулись восвояси. Назад летели в ещё более приподнятом настроении, строй отсутствовал в принципе. Впрочем, моё настроение упало, едва я вылез из кабины – ремонтный ангар был закрыт, а над створками дверей мигала идиотская надпись «ЗАНЯТО». Время поджимало – по моим расчётом, его оставалось только на дозаправку и пятиминутный отдых. Придётся лететь на чужой машине.
- В чем дело, командир? – На лице Рыжего отразилась моя озабоченность.
- Всё нормально. Распорядись дозаправить штурмовик Майорова и эрэсов навесить, а я пока в штабе покемарю.
- Только эрэсы?
Я задумался.
- Да, не надо бомб. Шестнадцать ракет в самый раз будет.
Рыжий кивнул и пошел отдавать соответствующие распоряжения. Я направился к штабной землянке, однако не успел сделать и пяти шагов как меня развернули, ухватив за локоть.
- Ты куда это собрался?
- Лейтенант Шахаева, отставить хватать командира! На разведку я собрался, на разведку, только и всего. Иди отдыхать, и передай Деменеву чтоб через полтора часа с истребителями еще раз в район сходил.
- Я с тобой!
- Никаких «со мной»! – я повысил голос – кругом, шагом марш!
Маша обиженно отдёрнула руку и, демонстративно чеканя шаг, направилась в клуб, откуда уже доносились звон пивных бутылок и шумные разговоры. Я же решил вместо отдыха лишний раз осмотреть машину и вернулся на стоянку.
Вылетал я с противоречивым чувством. С одной стороны смущали нетипичность и таинственность задания, и чужой самолёт, к которому я не успел еще привыкнуть. К тому же, я всерьёз опасался что попросту не найду цель. С другой стороны перспектива свободной охоты, да еще и в таком глубоком тылу была весьма заманчивой. Кроме того, меня одолевало любопытство относительно груза – удастся ли мне хоть что-нибудь разглядеть после того как реактивные снаряды разнесут состав в мелкие щепки?
Без приключений пересёк линию фронта, вернее бывшую линию фронта – после прорыва корпуса Самохиной противник на нашем участке отступил, да так радикально, что наши передовые части могли двигаться совершенно беспрепятственно. Однако танки никуда не двигались. Я хорошо представлял себе, какие страсти кипят сейчас в высоких штабах – там всё же рассчитывали на более ожесточённое сопротивление противника, и теперь наверняка одни генералы с пеной у рта требуют стремительного марш-броска к любому из крупных городов противника, а другие до хрипоты орут, доказывая необходимость закрепиться на отвоёванному участке и готовиться к отражению контрудара. Лично я склонялся на сторону первых из воображаемых генералов, т.к. никакого намёка на скорый контрудар с высоты полутора тысяч метров не наблюдалось. Даже авиация противника больше не показывалась, уступив небо нашим самолётам. Один из них, оливково-зелёный Як-7, отделился от строя и несколько минут сопровождал меня, затем, приветственно качнув крыльями, вернулся к своим. Я ответил ему тем же – от сердца отлегло, тревожные мысли совершенно покинули меня.
Через пятнадцать минут показался город № 1002. Для удобства штаб нашим населённым пунктами присваивал нечётные номера, а вражеским - чётные. Впрочем, наш полк штабных обозначений не признавал и на моей карте город именовался Шнапсбургом. Именно от Шнапсбурга вели те самые рельсы, которые должны были вывести меня к цели. В городе царила суета, причём суета непонятная. По одним дорогам какие-то транспортные колонны уходили в тыл, по другим – наоборот втягивались в городские кварталы. При таком скоплении людей и техники даже одиночный штурмовик мог бы нанести огромный урон, но у меня была совсем другая задача. Немцы однако этого не знали. Штук тридцать разрывов вспыхнули по левому борту – сразу несколько зенитных батарей открыли огонь. Я толкнул ручку и резким виражом ушёл к самой земле. Артиллеристы потеряли меня из виду и стрельба прекратилась. Сообщить бы нашим, что здесь твориться, но как на зло рация уже не действовала за дальностью расстояния – в наушниках стоял сплошной треск. Оставалось одно – как можно скорее расстрелять проклятый поезд и вернуться. Может статься, за это время ситуация не сильно изменится?
Вот и рельсы. Равняясь по ним набираю высоту, чтобы заметить поезд издалека. Хорошо, если машинист проявит немецкую пунктуальность и не задержится – часы показывали четырнадцать ноль-ноль. Справа показался небольшой городок, даже скорее посёлок, я справился по карте – номер 1014, имени нет – Рыжий на такую мелюзгу своего остроумия не тратил. Но где же чёртов поезд? Ему давно пора показаться! Может, стоит подняться повыше?
Мои размышления оборвал дробный сук по днищу и громкий треск. Самолёт затрясся как в лихорадке, из-под приборной доски показались языки пламени, а в следующее мгновение пламя поднялось от пола, метнулось к моему лицу. Закричав от внезапной боли я рефлективно дёрнул ручку на себя. Нос самолёта резко задрался к небу, огонь отступил. Я еще успел заметить проскочивший вверх тёмно-зелёный силуэт, но следить за ним было некогда. Скорее инстинктивно, чем рассудочно, я сдвинул фонарь кабины и отстегнул поясной ремень. Достигнув вершины горки самолёт на мгновение завис, затем снова опустил нос. Инерция сама вытащила меня из кабины, которую тут же полностью охватил кинувшийся кверху огонь. Штурмовик, пожираемый сразу двумя огнями – настоящим и нарисованным, пошёл к земле, а я остался в непривычном одиночестве – жалкий человечек, болтающийся между небом и землёй. Чёрт, кольцо!
Хлопок раскрывшегося парашюта совпал с гулким взрывом, разбросавшим обломки Майоровского самолёта далеко по округе. Я огляделся. Сбивший меня истребитель куда-то исчез, словно его и не было. Ветер неторопливо сносил парашют в направлении посёлка. Я бестолково подёргал стропы, но парашют не самолёт, и я быстро убедился в своей полной неспособности контролировать это медленное и неумолимое движение. Да, кстати – это был мой первый в жизни прыжок, и, вися на стропах, я очень сильно надеялся что необходимости во втором у меня никогда больше не возникнет. Слишком уж сомнительное удовольствие.
Это на самом деле фигня, 7-я в уме готова и там кумар, а в восьмой начинается уже законченный бред сивой кобылы и возвращается немка.
@темы: творчество, чнв
-
-
19.08.2011 в 00:52-
-
19.08.2011 в 02:49Представляешь какое новое слово в искусстве, гонять дурочек ссаным парашютом от бомбардировщика))
-
-
19.08.2011 в 09:45