глава 2 целиком.

[Derflinger]

Глава 2.

- Левей, левей мать твою! Ногу давай! – орал Колесников так, словно человек в кабине мог его услышать. За последние дни Пётр окончательно вошёл в роль командира «Первого гвардейского смешанного авиаполка» и с ролью этой вполне справлялся. Впрочем, таким качеством, как способность перекричать форсированный истребительный движок он не обладал, и неуклонно сносимый ветром самолёт зацепил-таки крылом смотровую вышку, крутанулся на месте и замер, уткнувшись носом в землю.
- Пятый! Пятый уже! Это ведь не воздушный бой, блин! Ну почему у нас нет ни одной учебной машины с двойным управлением?
- Да, я бы от УИЛа не отказался. Ты даже не представляешь себе, каково это – вдвоём в одной кабине сидеть.
- Ага, особенно с этой, как её… Ну, брюнетка, сероглазая такая!..
- С Машкой-то как раз нормально. Она весит от силы килограмм пятьдесят. И, между прочим, подаёт большие надежды.
- В каком смысле? – Колесников хитро прищурился
- Изыди, сатана – беззлобно ответил я, - у меня на гражданке девушка осталась. Надо бы твоего аса проверить – не свернул ли себе шею.
К самолёту уже бежали со всех сторон. Дежурный привычно заводил полуторку, чтобы оттащить повреждённый самолёт к ремонтному ангару. Герой очередной аварии самостоятельно выбрался из кабины, и, судя по всему, был вполне цел и невредим. Только крайне опечален. В общем, рутинное происшествие.
- И как только у нас никто до сих пор не убился насмерть?... – задумчиво протянул я.
- Сплюнь! Хватит одного Исаева со сломанной ногой. Хорошо хоть врач появился.
За первые пять дней личный состав полка увеличился на тридцать девять человек. Из них семнадцать – потенциальные или почти состоявшиеся лётчики, два медработника и двадцать вольных стрелков. Периодически они помогали нам на аэродроме, но большую часть времени проводили на импровизированном полигоне, над которым стоял почти непрерывный грохот автоматных очередей. Когда полёты прекращались, стрелки неслись к зениткам. Их у нас было четыре штуки, поэтому приходилось становиться очередь. Недостатка в снарядах, горючесмазочных материалах и самолётах мы не испытывали, так что полк гудел, ревел и грохотал с утра до вечера, пугая обитателей окрестных деревень. «Случайные», не дойдя до цивилизации и не сумев дозвониться в службу спасения, вконец деморализованные, рано или поздно оседали в каком-нибудь населённом пункте и старались пореже покидать свои новые дома. Нам до них тем более не было никакого дела.
Разведка, проводимая каждый день, показала, что наш аэродром не является единственным военным объектом в округе. В пятнадцати километрах севернее стоял целый танковый корпус. Танкисты с каждым днём ездили и стреляли всё интенсивнее, и приветственно махали руками пролетающим самолётам. Пригодной для приземления площадки в окрестностях не было, наши машины были постоянно заняты эвакуацией битых истребителей и штурмовиков, они к нам в гости тоже не торопились. На дорогах всё чаще клубилась пыль – проносились в разных направлениях легковые и грузовые автомобили, маршировали пехотные колонны. По большей части в штатском и не в ногу, но выглядели солидно. Несколько раз в воздухе замечали чужие самолёты.
- Кажись, по нашу душу!.. – тревожный возглас Рыжова отвлёк нас от созерцания слаженных действий команды эвакуаторов. Я обернулся – к нам неслось облако пыли, в глубине которого угадывался легковой автомобиль.
- За мной! – скомандовал Колесников и направился встречать гостей.
Джип подъехал штабному бараку и остановился. Открылась дверца, и я впервые увидел человека старше тридцати пяти лет. Вылезшему из машины мужику было далеко за сорок.
- Полковник Петров из штаба округа. Инспектирую боеготовность частей. Принимаю жалобы и устраняю непорядки.
- Командир смешанного истребительно-штурмового полка майор Колесников. А это мой заместитель капитан Родригес.
Я сделал шаг вперёд и отдал честь.
Полковник был тучен, усат, красен лицом и нетвёрд походкою. Судя по всему, в каждой из проинспектированных частей ему наливали, и я готов был поклясться, что наш полк не станет исключением.
- Истребительно… штурмовой… Смешанный. Самолёты, значит. Какова численность лётного состава и уровень его подготовки? Мне нужен подробный р-р-рапорт! – рыкнул напоследок Петров.
Колесников вытянулся.
- Рапорт накрыт в штабе, товарищ полковник! Прошу за мной.
- Да-да, пойдёмте! – заторопился полковник.
- Убери Макса с Ленкой куда-нибудь подальше, удостоверься, что самолёт Кирсанова убран с полосы и дуй к нам. Посмотрим, что можно вытянуть из этого полковника – шепнул мне Колесников и повёл Петрова в штаб.
Через двадцать минут я застал полковника, Колесникова, Рыжего, Антоху и еще пару человек интенсивно выпивающими и закусывающими.
- Молодец, молодец майор! – громыхал Петров, размахивая стаканом, – но помни - самое позднее через две недели полк должен встать на крыло. Для координации действий я пришлю тебе нашего человека на должность начальника штаба. Этот телефон работает?
- Не-а.
- А ручку пробовали крутить?
Рыжий прыснул и отвернулся. Колесников отвечал невозмутимо:
- Пробовали, товарищ полковник, не помогает.
- И в трубку дули, тоже не помогает – добавил Деменев, единственный кроме Колесникова человек, способный взлететь и приземлиться на МиГе.
- Я пришлю телефониста. Что вам ещё нужно?
- Учебные самолёты с двойным управлением – с порога сказал я.
Полковник записал что-то в блокнот.
- Посмотрим… Еще что?
- Приказ о наступлении! – бодро выкрикнул Рыжов. Он успешно осваивал Ил-2 и рвался в бой. Особенно после третьего стакана.
- Да, товарищ полковник, что известно о планах противника и его численности? Какими разведданными располагает штаб округа? – спросил Колесников.
Полковник со стуком поставил стакан на стол.
- Эта информация секретна. Скажи, майор, твои люди пересекали границу?
- Нет. До неё почти девяносто километров, с нашим уровнем штурманской подготовки мы на такие расстояния не летаем. Пока.
- Вот и не надо. – полковник смахнул с карты крошки – чтоб до особого распоряжения никто не забирался западнее… Мухосранска? А это что за Малые Прыщи? Ха-ха-ха! А где большие Прыщи?..
- Виноват, товарищ полковник, на карте не было названий и один из…
Но Петров с пьяным хохотом углубился в изучение нашей карты и никого не слушал. Полковничий смех оказался заразительным. Колесников, с трудом сдерживая улыбку, грозил Рыжему кулаком, тот весело пожимал плечами.
- В общем, так – отсмеявшись проговорил полковник – приказ таков: за Мухосранск не летать. Штурманскую подготовку развивать. Летать больше, стрелять метче. Через неделю приеду с повторной инспекцией. Да, и еще – нужно выкопать траншеи для укрытия личного состава. Шоб не разбомбили тут вас. И землянки выкопать в лесу, а то бараки эти разбомбят первым делом. Для этого я пришлю вам инженерный взвод.
- Это как стройбат? – заплетающимся языком поинтересовался Рыжий.
- Типа того! Ходят тут всякие… пацифисты! Воевать не хотят, нечего не могут... мы их отлавливаем, лопату в зубы – и вперёд! Пришлю вам человек пятнадцать под конвоем, за пару дней должны управиться.
Вспомнив первую группу своих «пацифистов» мы с Колесниковым переглянулись.
- Ну ладно, я дальше поехал – тяжело произнёс полковник, вставая из-за стола. – Дел невпроворот.
- Приезжайте через четыре дня, у нас большое учение запланировано с боевыми стрельбами!
Полковник кивнул, взмахнул рукой. Заскрежетало сцепление и машина Петрова унеслась, обдав нас облаком дыма и пыли.
- Тяжёлая у него работа, а?
- И не говори – притворно вздохнул Колесников, глядя вслед удаляющейся машине. – Вот ведь как получается – кто-то очнулся в окопе с винтовкой в руках, а кто-то в Кремле и с трубкой в зубах.
- Думаешь, всем этим руководит Сам? Посмотреть бы…
- У Петрова в другой раз спросишь, кто руководит. Он знает. А не слетать ли нам, случаем, к Мухосранску? Походим вдоль границы, посмотрим издали, вдруг чего увидим?
- Не заблудиться бы. А, фиг с ним, полетели. Но завтра надо начать готовиться к учениям, вдруг Петров на них трезвым приедет? И вообще, зачем ты его позвал, у нас всего шесть человек более-менее уверенно летают.
- Ничего, и остальные научаться. Ну что, по машинам?
Вопреки всем ожиданиям, путь туда и обратно был проделан без приключений. Ничего интересного мы не увидели – что по ту, что по эту сторону границы всё было голо и пусто. До поры до времени. Тишина настораживала, обратно летели с тяжёлым чувством. Что же касается подготовки к учениям, то её пришлось отложить на день, так как в наше с Петром отсутствие Деменев дорвался до бункера снабжения и при всеобщем шумном одобрении заказал два ящика водки, пять ящиков пива и один ящик презервативов.


Наутро из черноты бункера снабжения раздавался весёлый звон бутылок.
- …пять по двадцать. «Трёхгорное». Нехило. Тащи это добро наружу. «Столичную» тоже. А это то, о чём я думаю?...
Когда я вошёл, Колесников вскрыл бумажный пакет и теперь изучал чехол из плотной желтой резины, щедро пересыпанный тальком.
- Вот ты какое, «изделие №2»! ни за что бы не подумал, что когда-нибудь увижу это живьём.
Колесников бросил презерватив на пол, подхватил ящик и вышел наружу.
- Полк, слушай мою команду! До обеда, как обычно, занимаемся отловом и распределением новобранцев. Лётный состав учит матчасть. После обеда – учебно-тренировочная пьянка. Рыжов, распорядись о переносе спиртного в штаб. Деменев, шаг вперёд! А вот это – твоё! И если до вечера не израсходуешь, отстраню от полётов и посажу под арест.
В толпе засмеялись, но командир был серьёзен как патриарх на инаугурации президента. Олег, потупившись, забрал презервативы и отошёл.
- А не крутовато ты с ним?
- Дисциплина, батенька, дисциплина. Посидит на губе, в другой раз не будет самовольничать. И потом, вдруг он всё же израсходует ящик? Да не бери ты в голову! – майор толкнул меня локтем в бок – пошли лучше по пивку пропустим. Всё равно сегодня не до полётов. Да, и поставь к бункеру часовых!
К учениям начали готовиться на следующий день. В трёх километрах от аэродрома оборудовали полигон, натаскали туда машин – жалко было расстреливать годную технику, но на чём-то же надо тренироваться. В кузова набили сена – незадолго до вылета всё это польют бензином и мишень ярко вспыхнет от первой же попавшей пули. Про этот трюк я в своё время вычитал в мемуарах одного ветерана-штурмовика и теперь хотел проверить в действии.
Для бомбометания выложили несколько мишеней из брёвен. Брёвна таскали стройбатовцы – полковник Петров обещание своё выполнил, прислал пятнадцать человек рабочих, трёх угрюмого вида автоматчиков и какого-то специалиста по земляным работам.
«Стройбатовцы» затравленно поглядывали на последних и подчинялись беспрекословно.
- Вы их что, расстреливаете периодически? – полушутливо поинтересовался Антон.
- Приходится иногда – процедил сквозь зубы конвойный.
Лица слышавших этот разговор вытянулись.
- Ну и дела… проговорил кто-то за моей спиной.
Колесников распорядился разместить инженерный взвод подальше от аэродрома, в безымянной деревеньке, и пригонять на работу с восьми утра до шести вечера. Лётный состав получил больше времени на тренировки и дела стремительно пошли в гору.
В назначенный день прибыл полковник Петров, и не один. С собой он привёз еще двух полковников и одного генерала. Долговязый полуседой генерал с вечно нахмуренными бровями и кислой миной на лице внушал безотчётный страх. Я был рад, что мне предстоит летать и стрелять, а не развлекать гостей, и весьма сочувствовал Петру. Впрочем, назвался командиром – рапортуй генералу.
Всего в показательной стрельбе приняли участие семь самолётов. Заходили на цель поочерёдно, сильно растянутым кругом. Половина штурмовиков всё время была укрыта лесом, чтоб наблюдателям с земли было труднее сосчитать их реальное количество. Непрерывные атаки произвели должное впечатление. Стреляли отвратительно – трассы ложились длинными размашистыми дорожками, но стоило одной из них чиркнуть по цели, как та вспыхивала ярким пламенем. За пять минут подожгли все шесть машин, затем сбросили бомбы на них и бревенчатые мишени. Большая часть осталась нетронута, но брёвна от двух взлетели высоко в воздух – полковники зааплодировали, и даже хмурый генерал довольно хмыкнул.
Насладившись произведённым эффектом, Колесников выпустил красную ракету. По этому сигналу в воздух поднялись Макс с Леной и продемонстрировали свой фирменный «показательный воздушный бой». Жаль, я не видел лиц почётных гостей и не слышал матюгов Петрова, которому раскалённая гильза упала прямо за шиворот. Всё это нам впоследствии живописно описал Пётр, давясь от смеха.
Убедившись что гости подобрали челюсти с пола, хитроумный Колесников пригласил всех в палатку для «анализа боевого маневрирования, бомбометания и стрельб».
- Да мы же в этом ничего не понимаем! – вырвалось у Петрова.
- Ну, уж нет. В ЭТОМ вы, товарищ полковник, разбираетесь очень хорошо – возразил наш командир.
До самого вечера из палатки доносились пламенные речи и патриотические тосты, после чего довольное начальство было погружено в машину и увезено восвояси.
- Думаешь, это нам что-то даст? – спросил я Петра, провожая штабную машину взглядом.
- Ещё как! Ты, видимо, не привык к тому, что враги встречаются по обе стороны линии фронта, а я еще на гражданке всякого насмотрелся. Впечатление на начальство лучше производить водкой сейчас, чем кровью потом. Тем более что доверия вся эта компания мне не внушила.
- Что ты узнал?
- Толком ничего. Есть Ставка, есть и Сам. И он категорически запрещает поддаваться на провокации, пересекать границу и требует усиления боевой подготовки.
- Так война начнётся двадцать второго, или мы нанесём упреждающий удар?
- Не знаю. Поживём - увидим. Ладно, собирай всех, проведём настоящий разбор полётов. Да и выпивка с закуской еще осталась…

Прошло две недели. Полк оформился окончательно, лётный состав насчитывал четырнадцать уверенно-летающих лётчиков-штурмовиков и шестерых истребителей. Еще пятнадцать человек находились на разной стадии подготовки. Присланный Петровым начальник штаба, майор Деревянко с утра до вечера сидел на телефоне, налаживая взаимодействие с ближайшим подразделениями и частями. Через него мы узнали примерную картину расположения наших войск. Так, только в радиусе девяноста километров располагались четыре авиационных полка, два танковых корпуса, две пехотные дивизии, десять артиллерийских бригад. Прикинув численность этой армии, и добавив к ней инженерные роты и всех неприсоединившихся, которым удалось избежать «стройбата» Колесников присвистнул:
- Это что же получается, там вообще никого не осталось?
«Там» - это в прошлой жизни, «на гражданке», как говорили у нас.
- Не знаю. Так мы умерли всё-таки или нет? – этот вопрос мучил всех, но никто его не поднимал. Да и времени не было для отвлечённых мыслей - учения шли с такой интенсивностью, что люди, вымотавшись за день, бывало, падали на землю и засыпали, где придётся. Не менее утомительными были редкие, но грандиозные пьянки.
- Живы мы конечно. Не веришь – пальни себе из маузера в башку и увидишь разницу. Какой смысл гадать, вот победим – и всё узнаем.
«Победим и узнаем» – эта мысль была в голове у каждого. Спорить с такой аксиомой казалось глупым, и я перевёл разговор на другую тему.
- А что Деревянко, связался со штабом района насчёт разведки боем?
- Майора Колесникова к телефону! – вспомни начальника штаба, вот и он.
Колесников поспешил в барак, на ходу поправляя портупею. Я за ним. В штабе майор долго слушал чьи-то раздражённые возгласы, постепенно меняясь в лице. Наконец он перебил собеседника:
- Я правильно понял, товарищ генерал, что мы не будем наносить упреждающий удар, и не будем бить врага малой кровью на его территории? Так разъяснить ситуацию личному составу?
Генерал на том конце трубки так повысил голос, что я смог расслышать каждое слово:
- Майор, ты лётчик или стратег?! Выполняй приказы и не рассуждай, а то шпалы слетят! Думаешь, нам на твоё место поставить некого?! Думаешь за тебя твои Северов с Петровым заступятся? Да я их!.. Да я тебя!.. исчерпав словарный запас генерал дал отбой.
Колесников с перекошенным лицом швырнул трубку на рычаг и обернулся ко мне.
- Сегодня двадцатое. Подождём до завтра, если сегодня к вечеру не одумаются – атакуем.
- Всем полком?
Колесников задумался.
- Нет. Проведём разведку боем, ты да я. Вылетим рано утром. В полку Романцева позавчера втихаря летали на ту сторону, вот здесь – Пётр ткнул пальцем в небольшой городок на карте – обнаружен аэродром. Истребители и бомбардировщики, всего штук восемьдесят.
- Восемьдесят?- не поверил я. – в ста двадцати километрах от нас?
- Да. Налетим рано утром со стороны солнца, наведём шухер и улетим. Не могу я так сидеть, и ты, я вижу, не можешь.
- Никто не может. Что мы вдвоём сделаем, вернее я один, тебе-то на МиГ бомбы не навесишь. Давай возьмём Рыжего, Косачёвых и Шахаеву, Маша лучше всех в полку бомбит. Да и Деменева прихватим, если они поднимут истребители, тебе одному туго придётся.
- Идёт – после недолгого раздумья согласился Колесников. - Собирай своих и ставь задачу. Вылет в четыре тридцать, по темноте. И пусть костры вдоль полосы заранее разложат.
Высоко над нами с запада на восток проплыл тёмный двухмоторный самолёт. Его никто не преследовал.
- Летают. Летают, блядь! Им можно, а у нас полный штаб стратегов. Ну не дебилизм ли, а? – жалобно спросил Колесников, ни к кому конкретно не обращаясь и, тяжело развернувшись, потопал прочь. Никаких распоряжений из штаба района так и не поступило. Ночью спалось плохо.
В четыре двадцать по обе стороны взлётной полосы вспыхнул длинный ряд костров. Пять штурмовиков и два истребителя прогревали моторы, молотя винтами на холостых оборотах. Я видел, как Рыжов зябко ёрзает в кабине своего штурмовика, постоянно проверяет ремни и то и дело склоняется к приборной доске. Озарённое подсветкой приборов, его лицо выражало крайнюю степень волнения. Тревожный сигнал, но моё состояние было немногим лучше. Следующим был штурмовик Маши Шахаевой. Её я, разумеется не видел, но надеялся что она сохранила то спокойствие, с которым шла к самолёту. За Шахаевой должны были взлетать Макс с Леной. Эта парочка задорно газовала, предвкушая настоящий бой. Хоть кто-то находится в привычном состоянии. Колесников с Деменёвым собирались взлетать с поля, заранее убедившись что кочек и рытвин на их пути не встретится.
Пора. Я поднял руку вверх и махнул вперёд. Рыжов повторил мой жест. Щёлкнул, захлопываясь, фонарь кабины. Газ вперёд, тормоза отпущены, самолёт привычно набирает скорость, опускает нос, отрыв! Закладываю вираж, наблюдаю как взлетают остальные. Самих штурмовиков не видно на тёмном фоне земли, но их выдают лохмы пламени из выхлопных патрубков. Пара таких огненных усов разгоняется и по полю – Колесников с Деменевым взлетели одновременно. Собираю группу, ложусь курсом на запад, с удовлетворением отмечаю что беспокойство потихоньку оставляет меня. Качнул с крыла на крыло – Рыжов повторил движение. Всё в порядке! Увеличиваю скорость до трёхсот пятидесяти. Теперь главное не пропустить поворот на тринадцать градусов к югу, но до него двадцать минут полёта по прямой, можно расслабиться. Истребители, видимо, и вовсе не испытывали мандража, наворачивая круги вокруг нашего растянувшегося строя. Макс с Леной крутили бочки и периодически бросались в их сторону, но всегда возвращались на прежнее место. Давно эта парочка не проявляла такой дисциплинированности!
В положенное время внизу проплыл Гитрлеркапутштадт – в топонимике мы отдавали предпочтение остроумию Рыжего, а не директивам штаба округа. Я снова качнул крыльями, привлекая внимания ведомых, заложил вираж и прижался к земле. Рыжий, Маша, Макс и Лена последовали со мной, Пётр с Олегом наоборот взмыли вверх. А ещё через пять минут моим глазам открылся добротный бетонный аэродром и ряды самолётов, кажущиеся бесконечными. Истребители и бомбардировщики, мессера и хейнкели, настоящая армада. У меня перехватило дух. Мой штурмовик нёсся низко над землёй, вражеские машины одна за другой стремительно исчезали под капотом. Аэродром противника мирно спал. Зенитки не стреляли, из людей я заметил только одинокую фигуру у чёрного ангара. Лица я, разумеется не видел, но готов был поклясться что он удивлён и растерян.
Да что это я, надо стрелять! Толкаю ручку, нос самолёта опускается вниз, разноцветные трассы кромсают последний хейнкель в этой длинной шеренге – зазевался! Рывком вывожу самолёт из пикирования, закладываю вираж, ухожу в сторону. С таким же опоздание открывают огонь Шахаева и Макс, Рыжий бросает бомбы в сторону и те рвутся среди каких-то построек, Лена молчит. Убедившись что эскадрилья сохранила строй, делаю второй заход. Залпом выпускаю восемь ракет, попадание – то ли два, то ли сразу три бомбардировщика превращаются в один большой костёр, из клубов пламени и дыма показывается нелепо задранное крыло со свастикой. Позади меня Рыжов лупит длиннющими очередями не жалея стволов, всё равно промахнуться невозможно! Супруги Косачёвы дружно переключились на истребители, превратив пылающие факелы сразу добрый десяток. Маша сохранила место в строю позади Рыжова и короткими очередями добивала то, что случайно уцелело после него и меня.
На третьем заходе мы наконец-то увидели людей. Полуодетые, они выскакивали из палаток и казарм и бежали – кто к самолётам, кто к орудиям, а кто прочь от устроенного нами ада. Увидев большую толпу я инстинктивно дёрнул ногой, трасса метнулась в сторону и оборвалась – я не был готов убивать. С дальнего конца аэродрома забухала зенитка, но ни одного разрыва я не увидел. Два мессера успели вырулить на полосу и теперь разгонялись нам на встречу – я заметил их слишком поздно, обстрелять не мог, остальные похоже, и вовсе не обратили внимания. Тревожно смотрю вверх, где там Колесников с Деменевым, прикроют ли?.. Впрочем, помощь не потребовалась – двум мессершмиттам оказалось тесно на одной полосе, ведомый наехал на ведущего, подмял под себя, рубанул винтом, оба вспыхнули…
Всего мы сделали то ли восемь, то ли девять заходов, полностью расстреляли боекомплект, оставили после себя форменный хаос. Особого восторга не чувствовал никто – мы сделали своё дело, и сделали хорошо, но растерянность от не до конца осознанной мощи собственного оружия, зрелище горящих самолётов и людей (а мы, как не старались бить только по технике, всё же уложили человек пятнадцать), и наконец, ощущение нарушенного приказа угнетало, сдавливало, ложилась на сердце тяжёлым камнем.
- Как думаешь, пронесёт? – спросил я Колесникова после приземления.
- Не знаю. Лучше не будем выпендриваться и просто подождём до завтра.
День прошёл в тревожном ожидании, из штаба района не звонили, выговоров не закатывали, задач не ставили. Ночью никто не спал. А ровно в четыре утра загрохотало по всему фронту.